Зеркало времени - Страница 19

— Прошу прощения, миледи?

— Знакомство с наследником баронства Тансоров и его младшим братом.

Я уже приготовилась получить выговор, но потом увидела, что на губах баронессы играет легкая улыбка.

— Не пугайтесь, дорогая. — Она подалась ко мне и успокоительно похлопала по руке. — Я ничуть не виню вас за чувства, заставившие вас умолчать о знакомстве с ними. Вижу, вы щепетильно относитесь к подобным мелочам. Однако скажите, кто из моих сыновей понравился вам больше? Персей или Рандольф?

Признаюсь, вопрос неприятно поразил меня. Ну какая мать станет спрашивать такое про двух своих сыновей, которые оба показались мне достойными всяческого восхищения, каждый по-своему.

— Ну же, скажите! — настаивала баронесса с неуместной горячностью, заметив мои колебания. — Мне страшно интересно!

— Я затрудняюсь ответить, миледи. Я ведь совсем еще не знаю ваших сыновей, и мы перемолвились всего лишь несколькими словами.

— Но Персей гораздо красивее, верно ведь?

— Он действительно красив, — согласилась я. — Однако мистер Рандольф тоже весьма привлекателен.

— Но совсем другой породы, вы не находите? Чертам бедного Рандольфа, увы, недостает утонченности, и порой они кажутся грубоватыми. В отличие от Персея, внешне он пошел в своего покойного отца и родственников с отцовской стороны. Я с сожалением вынуждена признать также, что Рандольф лишен талантов, какими обладает его брат. Мне больно это говорить, но правда есть правда… Персей от природы наделен большим литературным даром, знаете ли, — продолжала миледи. — Он сочинил драму в стихах, которую мы надеемся увидеть в печати в ближайшем будущем. На сюжет легенды о Мерлине и Нимуэ — чрезвычайно оригинальный сюжет для поэтической драмы, я считаю.

— Разве не о них мистер Теннисон писал в своих «Идиллиях»? — спросила я, прекрасно зная, что именно о них. — Хотя, кажется, Нимуэ выступает там под именем Вивьен.

Баронесса бросила на меня в высшей степени укоризненный взгляд, явно недовольная тем, что я посмела усомниться в оригинальности художественного замысла поэмы, сочиненной ее сыном.

— Мистер Теннисон трактует персонажей совсем иначе, — холодно промолвила она, — и, по моему мнению, у него получилось гораздо хуже, чем у Персея. Он не наделяет своих героев живыми человеческими чувствами, как делает мой сын, прибегая к драматической форме повествования. Такое дано далеко не каждому.

Я спросила, собирается ли мистер Персей Дюпор заниматься поэзий профессионально.

— Джентльмену с положением моего старшего сына нет необходимости заниматься каким-либо делом профессионально. Но истинный талант ни обуздать, ни скрыть. Он как благородная кровь — непременно проявится. Я не сомневаюсь: сразу после публикации поэма Персея будет единодушно признана произведением исключительных достоинств. Как-нибудь в другой раз я покажу вам рукопись, чтобы вы сами составили суждение. Кажется, вы говорили, что увлекаетесь поэзией?

— Да, миледи.

— А откуда у простой горничной такие пристрастия?

— Моя опекунша с колыбели читала мне вслух стихотворные сочинения, — ответила я, пропустив мимо ушей завуалированное оскорбление. — Даже когда я еще не понимала смысла слов, их мелодическое звучание успокаивало и убаюкивало меня. А впоследствии я стала много читать на английском и французском благодаря моему домашнему учителю, мистеру Бэзилу Торнхау.

— У вас был собственный учитель! Вы у меня первая горничная, получившая домашнее образование. А что собой представлял мистер Бэзил Торнхау?

— Человек великого ума, — отвечала я, — и вдобавок обладающий глубокой проницательностью и тонким вкусом.

— Судя по вашему отзыву, превосходный наставник. Все известные мне домашние учителя — занудные неудачники; но ваш мистер Торнхау, похоже, человек незаурядный во всех отношениях. Тем не менее он довольствовался скромным положением наставника маленькой девочки. Почему так, вы не знаете? У него не было другой профессии или более высоких амбиций?

Я не могла дать удовлетворительного ответа, поскольку почти ничего не знала о прежней жизни своего учителя. Я могла сказать лишь, что помимо педагогических обязанностей у мистера Торнхау были свои частные увлечения и он долгое время работал над монументальным научным трактатом.

— Ах! — воскликнула леди Тансор. — Свободный ученый! Я знаю такой тип людей. Вечно мечтают создать magnum opus, что прославит их имя в веках. Теперь понимаю. Немногие из них достигают своей цели. Они кладут свои жизни на движение к ней, но она так и остается неосуществленной.

Она отвернулась и прижалась виском к оконному стеклу. Потом поднесла к стеклу палец и с отсутствующим видом принялась чертить на нем какой-то узор или череду букв.

После ужина миледи попросила меня почитать вслух другое произведение Феба Даунта, поэму под названием «Наследник. Современный роман в стихах».

— Вы знаете эту поэму? — спросила она, вручая мне томик.

Я ответила, что пока еще не имела удовольствия познакомиться с ней.

— В таком случае мы обе получим удовольствие сейчас, — сказала она. — Ну что, приступим?

Я раскрыла книгу и начала читать.

Похоже, поэтический талант автора нашел естественное выражение в эпической форме. У меня сложилось впечатление, что «Потерянный рай», восхищавший меня с самого детства, когда меня с ним познакомил мистер Торнхау, всегда оставался непревзойденным образцом для мистера Даунта, пробовавшего свои силы в так называемой «большой поэзии». Употребляя данное выражение применительно к Мильтону, мы говорим о величайшем поэтическом даре, а равно о возвышенном характере предмета повествования; в случае же мистера Даунта слово «большой» надлежит понимать в буквальном смысле — судя по всему, он считал, что величие произведения определяется количеством написанных строк. Как следствие, прошел час с лишним, а я еще не добралась даже до середины второй из двенадцати песен.