Там, на первой же странице, я обнаружила имя своего отца: Эдвин Горст.
При виде этого имени, напечатанного в книге на обозрение всем читателям, у меня сердце зашлось от волнения. Я ни разу прежде не видела его написанным нигде, кроме как на каменной плите на кладбище Сен-Винсен. В детстве у меня порой возникало странное ощущение, что только три человека из ныне живущих — мадам, мистер Торнхау и я — помнят, что мой отец вообще существовал на свете. Но ведь когда-то он жил в мире людей и играл свою роль, большую или малую, в жизнях ближних, у него были друзья и знакомые, возможно даже враги — и вот передо мной свидетельство мистера Джона Лазаря, подтверждающее это.
Я находилась на пороге великого открытия — ибо сейчас мне предстояло узнать то, что втайне я давно хотела узнать о себе самой и людях, давших мне жизнь, — и я всей душой прочувствовала торжественность момента. Несколько минут я сидела с бешено стучащим сердцем, не решаясь приступить к чтению, страшась знания, что мне откроется.
Последние полчаса за окнами завывал порывистый ветер, но теперь он улегся, и вокруг воцарилась мертвая тишина — словно огромный, беспорядочно выстроенный дом и широкий внешний мир, о котором я почти ничего не знала, затаили дыхание вместе со мной.
Как странно подслушивать чужой рассказ о собственной жизни. За неимением своих воспоминаний об отце я вынуждена обращаться к воспоминаниям совершенно незнакомого человека. Не лучше ли остаться в неведении? Воспоминания мистера Лазаря — неизбежно неполные и фрагментарные — дадут лишь самое смутное, самое бледное представление о живом человеке по имени Эдвин Горст, некогда ходившем по земле. Можно ли им доверять?
Я долго тянула время таким образом, но наконец собралась с духом, заперла дверь от незваных гостей, деловито откашлялась, словно собираясь зубрить заданный учителем урок, и принялась читать.
Читать? Нет. Вскоре я пожирала страницу за страницей, словно страшно голодный зверь, которому бросили несколько жалких крох съестного. Так посидите же рядом со мной, покуда мистер Джон Лазарь рассказывает своими словами о том, чего я не знала до описываемого декабрьского дня: об обстоятельствах, позволивших моему отцу — с помощью мистера Лазаря — избежать неминуемого угасания и смерти, о его знакомстве с моей матерью на острове Мадейра в 1856 году и о последствиях их брака.
После похорон матушки, описанных в предыдущей главе, я в последнюю неделю июля 1856 года снова покинул берега Англии, чтобы сначала провести небольшую коммерческую операцию на Мадейре, а затем отплыть на Канары, где в Тегизе на острове Лансароте я вел дела со своим старым другом, сеньором X***.
Всего через три дня, однако, обстоятельства вынудили меня воротиться обратно на Мадейру. Но я не желал покидать Канары, не нанеся визита английскому джентльмену по имени Эдвин Горст, с кем меня познакомили годом раньше и кому, как рассказывалось выше, я сумел оказать небольшую услугу, отвезя в Англию шкатулку с бумагами, дабы отдать на хранение его поверенному.
Возможно, узкому кругу моих родственников, друзей и бывших коллег, для которых предназначена данная книга, покажется странным, что я посвящаю поименованному джентльмену столько много слов, но знакомство с ним, хотя и короткое, стало одним из ярчайших событий в моей жизни. Я никогда не забывал этого незаурядного человека и никогда не забуду. Таким образом, я не извиняюсь за представленный ниже подробный рассказ о нашем знакомстве (о нем я прежде не рассказывал никому, помимо моей дорогой супруги, ныне покойной), поскольку с уверенностью полагаю, что он может показаться моим читателям во многих отношениях интересным.
Издавна имея обыкновение вести обстоятельные дневники, я совершенно уверен в точности своего письменного свидетельства; хотя во многих случаях мне пришлось излагать наши с мистером Горстом беседы своими словами, за фактами я неизменно обращался к своим дневниковым записям.
После того как я оказал мистеру Горсту упомянутую выше услугу, я один раз уже возвращался на Канары и тогда заезжал к нему в деревню Й***, но не застал дома. Натурально, я хотел уведомить мистера Горста, что бумаги благополучно доставлены по назначению, а также сообщить, что поверенный, в свою очередь, передал мне письмо для него с просьбой вручить лично в руки. За нехваткой времени я не мог ждать долее пяти минут, а потому открыл дверь крохотного домика на улице Э***, положил письмо со своей сопроводительной запиской на столик в прихожей и уехал.
Уже на другой день, однако, взойдя на борт корабля, отплывающего к Мадейре, я начал жалеть, что не дождался возвращения мистера Горста и не отдал письмо лично в руки во исполнение просьбы поверенного. Посему я решил в следующий свой приезд на Канары, через три месяца, непременно наведаться в дом на улице Э*** и удостовериться, что он нашел оставленное мной письмо.
Мистер Горст положительно очаровал меня с первой же нашей короткой встречи, когда нас представили друг другу в небольшом собрании англичан, проживавших на острове. Я ничего не знал о прошлом своего нового знакомца или о причинах, вынудивших его поселиться в такой глуши, по всей видимости — до скончания дней. Но из нашего общения я вынес уверенность, что с ним стряслось какое-то великое несчастье, заставившее его навсегда покинуть родину.