Мистер Шиллито безразлично пожимает плечами, но ничего не отвечает. Неловкое молчание нарушает мистер Вайс.
— Хорошо сказано, сэр. Нынче праздник, давайте же веселиться! О, Покок уже открыл двери. Пройдемте?
Он подставляет миледи локоть и ведет ее через гостиную, улыбаясь и кланяясь налево-направо, точно бесспорный хозяин дома. Остальные гости парами тянутся за ними в украшенную зеркалами столовую залу и начинают рассаживаться по местам.
При виде мистера Вайса, по-хозяйски сопровождающего миледи к длинному столу, ее старший сын выражает свои чувства самым недвусмысленным образом. Я явственно слышу, как он шепчет: «Черт бы побрал этого прощелыгу!», прежде чем сердито выйти из гостиной.
Меня ведет в столовую залу мистер Рандольф Дюпор, а мистеру Шиллито выпадает сопровождать дочь пастора, конопатую, костлявую мисс Джемайму Трипп, что он делает с явно недовольным видом.
— Чертовски неприлично со стороны Шиллито столь назойливо допытывать вас, — говорит мистер Рандольф, когда мы вступаем в громадную красно-золотую залу. — И меня удивляет, что матушка присоединилась к нему.
— А какого вы мнения о его друге, мистере Вайсе?
— Умный малый, — довольно осторожно отвечает он. — После смерти отца матушка стала очень зависеть от него — в смысле советов по деловым вопросам и всего такого прочего. Разумеется, Персей настроен против Вайса. Думает, что он имеет какую-то власть над ней.
Последнее замечание заставляет меня навострить уши.
— Власть? Как вас понимать?
— Ну, оказывает на нее сильное влияние. Персей убежден в этом. Конечно, Вайс близко приятельствовал с мистером Фебом Даунтом — оборотистым господином, по общим отзывам, — а Шиллито учился с Даунтом в школе, что дает обоим право притязать на особое расположение матушки.
— Но не может же миледи питать симпатию к мистеру Шиллито!
— Безусловно, но она терпит его из своего рода чувства долга перед мистером Даунтом. Так, где же вам определили место?
Мы приблизились к роскошно убранному столу, и я вдруг испугалась, уж не рядом ли с мистером Шиллито меня посадят, но мистер Рандольф, отошедший переговорить с мистером Пококом, скоро вернулся и сообщил, что миледи распорядилась посадить меня возле нее. Я с облегчением увидела, что мистеру Шиллито отвели место ближе к середине длинного стола, откуда он не мог побеспокоить меня.
Таким вот образом я оказалась за праздничным обедом в обществе рождественских гостей в Красно-золотой столовой зале Эвенвуда, где сидела во главе стола рядом с леди Тансор и двумя ее сыновьями, ослепленная блеском столового золота и хрусталя, окруженная бессчетными изменчивыми отражениями, множившимися в высоких зеркалах по стенам.
Подняв взгляд на галерею, откуда я еще недавно смотрела вниз на такое же изысканное общество, я вдруг увидела, как пыльные портьеры в одной из арок раздвинулись и в проеме появилось лицо миссис Баттерсби. Несколько секунд она пристально смотрела мне в глаза, но потом мистер Рандольф отвлек меня каким-то замечанием, а когда я снова вскинула взгляд, домоправительница уже исчезла.
Ах, как ослепительно выглядела миледи тем вечером! Какие величественные манеры, какая грация! Какая уверенность в себе, какое безмятежное спокойствие! Взоры всех мужчин невольно приковывались к ней всякий раз, когда она вставала и, как подобает благовоспитанной хозяйке, обходила гостей в нижнем конце стола — одним задавая любезные вопросы, с другими перешептываясь, лучезарно улыбаясь и порой заливаясь веселым смехом, — а потом, раздав царственные милости, плавной поступью возвращалась на свое место.
Мне же миледи продолжала оказывать самые лестные знаки благосклонности, вследствие чего я тоже стала предметом самого пристального внимания — особенно со стороны присутствующих дам. Но с каждой ее ласковой улыбкой, обращенной ко мне, с каждым нежным прикосновением ее руки к моей, с каждым ее любящим взглядом, устремленным на меня, мне становилось все труднее верить, что она мой враг, которого я должна уничтожить. Я уже подпадала под власть ее тонких чар, хотя ясно сознавала, что мне нужно отчаянно противиться им, иначе все пропало.
После третьей перемены блюд мистер Персей, почти не разговаривавший с начала обеда, наклонился к своей матери и тихо сказал на ухо несколько слов. Потом, извинившись перед своими ближайшими соседями по столу, он покинул залу.
— Персею нездоровится, — со вздохом пояснила леди Тансор. — Боюсь, он слишком много курит. Я постоянно убеждаю его отказаться от сигар и питаться более регулярно, но он меня не слушает.
— А вы, мисс Горст? — спросил мистер Рандольф. — Вы тоже считаете, что мой брат слишком много курит?
— Право, не знаю. Полагаю, многие молодые джентльмены находят удовольствие в этой привычке.
— У молодых джентльменов должны быть свои радости, — заметил майор Хант-Грэм. — Курение не такая уж и скверная штука, знаете ли. У многих молодых джентльменов привычки куда хуже. А в случае с моим юным родственником, думаю, курение сильно способствует поэтическому творчеству.
Майор был чрезвычайно привлекательным господином. Высокий и хорошо сложенный, с гладкими седыми волосами и бронзовым после многолетнего пребывания в Индии лицом, он смотрел спокойным и уверенным взглядом, который, в сочетании с аристократической утонченностью черт, придавал ему величественный вид, наводивший меня на мысль о бюсте Юлия Цезаря в кабинете мистера Торнхау на авеню д’Уриш.